из цикла «Мои университеты»
— Аким Иванович, а Аким Иванович, правда, что вы разговаривали со Сталиным по радио?
Голова Аким Иваныча, — точный слепок с головы гоголевского Ивана Никифоровича — редька хвостом вверх, ещё более расширилась книзу:
— не разговаривал, а слушал разговор, когда исправлял связь…но, только ша, — многозначительно добавил он. — А что вы думали, Сталин на проводе? Попробуй сорви сеанс, голову оторвут, в лучшем случае в штрафбат загремишь. Так и держал в зубах провода, пока Сталин разговаривал.
— А нельзя было в руках?
— А чем бы я держался на столбе?
В штрафбате наш «боцман» всё же побывал, но жив остался – вышел по ранению.
Неизвестно когда эта кличка прилипла к Акиму Ивановичу, на флоте он не служил, но на вид был настоящий боцман, не хватало лишь свистка, но «свистеть» он мог презабавно.
А может так его прозвали, потому что он вёл у нас предмет «судовая радиосвязь и электрорадионавигация».
«Время было такое» — объяснял он, — «вдруг что не так, жди визита «молчи-молчи»*.
От штрафбата у него остались «приятные» воспоминания: наркомовские 100 грамм, разведка боем, после вылазок доклады комбата типа «12 сапог и15 ботинок».
Рассказывал про окопную жизнь, игры в часы затишья — блошиные, вернее вшиные (блохи прыгают) бега. «Достаёшь, говорит, из-за воротника насекомое, благо дефицита в них не испытывали, садишь на ладонь (свою и соперника,) и …чья возьмёт — быстрей придёт к финишу – линии жизни. Рассказывал про окопную баню. Не забывали отцы-командиры о гигиене. В спокойные дни солдаты получали котелок горячей воды и дизраствора – два котелка на две головы».
Если жизнь Акима Ивановича поделить на дни, или даже на часы, то не проходило ни одного из них без «случая», про который мы обычно выуживали у него, проявляя изобретательность, забрасывали удочки, как правило во время проверки знаний. Благо разговорить Акима Ивановича особого труда не составляло. Не на одном столбе мы побывали вместе с Аким Иванычем и его неизменным помощником Костюченко.
Если судить по рассказам Боцмана, его безропотный монтёр Костюченко выполнял
команды своего начальника беспрекословно, как солдат-новобранец или бравый солдат Швейк, для которого 5 суток гауптвахты лучше, чем получить в рыло.
— Костюченко, на столб.
— Костюченко со столба.
И Костюченко брал когти и как кошка взбирался куда прикажут.
— Случилось так, что Костюченко сломал ногу. С кого спросить? – лоб у Аким Иваныча сужается. — Понятно спрашивают с меня, техника безопасности и прочее. А прокурор такой вежливый приходит: «Здравствуйте, здравствуйте!». Ничего, если сам приходит, хуже, когда вызывает к себе и ласково говорит: «садитесь», а сядешь, сами понимаете, можешь встать лет через десять. Но мы тоже не лыком шиты. Я к Костюченко: в чём дело? Оказалось, был на свадьбе. Выпили. Пошли танцевать. А полы деревянные. Доска прогнила. Нога попала в щель, а кума тяжёлая, упала на Костюченко, нога не выдержала сломалась.
— А раз поехали за капустой, — продолжает свой рассказ Аким Иванович. Нагрузили машину с верхом. Переезжаем через переезд. А эта дура стрелочница закрывает шлагбаум. Одного — как корова языком слизала… с капусты, а другого шлагбаумом ударило. Так тот что упал, тому ничего, а тот которого шлагбаумом ударило, стал заговариваться.
— А то случайно не вы были?
— Не, я в кабине сидел.
Весёлое было время.