Ну что с тобой, поэт, опять грустишь,
диезами как шпагой режешь сердце?
Ты покорил Варшаву и Париж,
взрывая залы огненными скерцо.
Где тот мальчишка с кудрями до плеч?
Ах, если бы ты мог тогда остаться,
тщеславию не дал себя увлечь…
возможно ты бы был сейчас с Констанцией.
Хотя, mon cher, какой ты ухажёр,
ведь ты любимой сразу отдал сердце,
зато ты в Вечность совершил прыжок,
когда решил здесь силами померяться.
Калькбреннер, Паганини, Шуман, Лист…
Париж – арена лучших виртуозов.
Отсюда путь ведёт и вверх и… вниз,
на Елисейских сеют и… хоронят грёзы.
Ты первый среди первых без сомненья.
Да разве же забудется когда,
ласкающее слух твой: «Господа,
снимите шляпы, перед вами гений!»*
Двенадцать лет уж как лучи Авроры
тебя как псы цепные сторожат,
и захотел бы — некуда бежать
от этой милой «фауны и флоры».
А как забыть ту келью Valldemossa,
вокруг которой горы и леса,
сверкающие в море паруса,
похожие на крылья альбатросов.
И ты как часовой несёшь дозор,
как будто бы на крыше мирозданья.
Ты – Бог, тебе неведомы страданья.
Твой взор направлен в скерцо ми мажор.
Ты постепенно переводишь взгляд
туда повыше, где живут атланты,
с ми в ля бемоль. Сменился лад,
чтоб вспыхнуть вновь мажорной доминантой.
Круг новый завершил квинтсекстаккорд —
взор открывает новую картину.
В мятущейся душе царит восторг,
готов реинкарнировать в рутину.
И со страстей снимается узда,
из верхнего и нижнего регистров
пассажи устремились как вода,
как будто ливень застрочил по листьям.
И.., пауза, и сразу пустота,
ссылаясь на особенность момента,
открылась изумительным piu lento,
печальным и прекрасным как мечта.
Всего мгновенье, а затем реприза.
Сдержать, сдержать этот души каприз,
не надо никакого ей сюрприза
Забыть про всё… и поскорей в Париж .
*- фраза принадлежит Роберту Шуману.