Электричка “Таганрог – Ростов”. Пассажиров в вагоне немного. Выбираю местечко поуютней, у окошка справа, чтобы время от времени поглазеть на природу.
Женский голос из репродуктора: “Сыледущяа остановка остановачная плащадка Бисиргенавка” Непродолжительная тишина. Сосредоточиваюсь на приятной мысли… Тот же голос: “Сыледующая остановка остановачная плащадка Варэновка. Граждане пасажиры, наш электропоезд следует до станции Ростов Пригородный. Переходя на другую платформу будьте внимательны и осторожны, не перебегайте через путя. Выиграете минуту – потеряете жизнь”. Несколько минут тишины. Утопающая в дымке голубая гладь Таганрогского залива. Расслабляющие лучи весеннего утра навевают дремоту, которую тут же прерывает динамик: “Остановка Прыморка!” Мало помалу вагон заполняется.
Рядом мирно беседуют двое, видимо рыбаки:
– а я прошлый раз тры круглячка отаких вота узял, сем краснопёрочек узял…
– де ловил?
– да тута.
– не гоняют ачуры.
– та я ж на удочку….
Море уплывает куда-то в сторону. Из-за густых тополиных зарослей показались камыши и вот он родимый Дон Батюшка перед глазами.
Одни выходят, другие занимают свободные места. Всё как обычно.
Напротив садится мужчинка лет тридцати. И поехали-пошли с места в карьер:
– мысли записываешь?
– записываю мысли.
– глубокие мысли записываешь?
– глубокие мысли записываю.
– я тоже глубокие мысли записываю, я не глубоких мыслей не записываю.
Станция Хапры – две трети пути позади. Пользуясь случаем перехожу в другой вагон.
Там всё тоже: рыбаки, куркули, люди пытливого ума и среднего достатка.
Ростов Пригородная. Проходим через турникет. Теперь только так.
*
Троллейбус. На остановке входит мужчина лет… постарше семидесяти. Мой приятель татарин, тоже не молодой, поднимается с места: «садитесь пожалуйста»
Вошедший возмущается:
– а что это вы мне место уступаете? Я что больной?
Миедин (так звали моего приятеля) отвечает:
– откуда я знаю, что вы больной…
– Я вам не больной.
– А я и не говорю, что вы больной.
– А тогда чего вы мне место уступаете?
Тут «дядю Митю» (так все наши сотрудники называли Миедина) прорвало:
– Вы думаете я вам место уступаю, потому что я вас уважаю? Нисколько я вас не уважаю, потому что я вас не знаю, и знат не хочу, – уточняет он. Я уважаю ваш возраст, поэтому и уступаю вам место.
Этот аргумент (упоминание о возрасте) совсем не понравился мужчине.
Он вспыхнул:
– и сколько по вашему мне лет?
– Ну… вы наверно старше меня…
– На сколько?
– Ну лет на десят, на пятнадцат.
Того аж подбросило, ибо дяде Мите после ночного дежурства можно было дать все семьдесят.
– А что вы так разволновались? Вы же мужчина, старый человек, а ведёте себя
как женьщина. Не хотите садится – не садитесь.
У нас на Востоке так принато – уступат место старшим.
Мужчина отвернулся и притих.
Дальше ехали молча.
*
Ещё один эпизод рассказала мне моя знакомая.
Еду как-то, говорит, утром рано на занятия. Троллейбус переполнен, люди негромко переговариваются между собой. Кто ещё не проснулся, кто-то досыпает повиснув на соседа.
Слышу, говорит, на площадке мужской голос: женщина, вот вы ко мне прислонились, а у вас там что-то тёпленькое.
Женский голос: та тише.
Вагон насторожился и прислушался. Стало совсем тихо. Все ждут продолжения.
– Ну что тише?
– А то…говорю вам тише.
Ну что тише, что тише! – не унимается тот, – не тёплое, а я бы даже сказал горячее… Что это у вас там такое… обжигает?
Растерянный голос:
– Супчик, взяла на работу.
Вагон вздрогнул и зашёлся хохотом.
*
Одесса. Троллейбус. Кондуктор при исполнении: «Граждане проходите, проходите в салон!».
Потный веснушчатый амбал:
– Ну ты заладила в натуре, не проходим что ли?!
Голос с задней площадки:
– Ща как дам по рогам!
– С кем ты там беседуешь? – видимо приятель.
– Да вон стоит козёл, газеткой веется, интеллигент проклятый.
– С чего ты взял?
– Чё?
– Шо интеллигент.
– Да надушился падла шипром, тянет на весь афтобус.
На остановке с божьей помощью вскарабкивается в троллейбус пожилая дама.
Женский голос: «Пропустите, пропучтите эту бабушку, пусть она сядет, потому чьто она с палочкой… (а без палочки значит хрен с ней, может постоять)
Народу прибывает. Градус атмосферы повышается, тональность и звук в пересчёте на герцы и децибелы тоже…
Вошедший: можно я это поставлю… это… среди тут?
– Куда прёшь? Я могу и ножом поронуть, – рвёт рубаху выходящий из вагона мужик.
Голос из толпы:
– Та иди, иди, уже, лось, смотри шоб тебе самому рога не отломали. Ножом грозит сука.
Отчаянный голос сухощавой старушенции:
– Ну чьто ви на меня навалились, я же не могу всех видержать.
На помощь приходит… остановка, “узловая”
Кондуктор: «Прии-вооз».
Выходим купить закусить, выпить уже… разжились по пузырю на брата. Вечером поезд. Ехать целую ночь.
Идём по рядам, где продают квашеную капусту. Громадные дубовые кадки заполненные отменной продукцией. Глянешь – слюнки так и текут.
– Пробуйте-пробуйте!
Чего тут пробовать, – говорю спутникам, – берём да и всё.
Рядом вертится небольшого роста в потёртом пиджачке одессит и негромко так, доверительно нам на полном серьёзе: эту капусту не надо брать.
– Почему?
– Это не та капуста.
Пожав плечами идём дальше. В следующей кадушке капуста ух… загляденье, пересыпана морковочкой. Так и просится в рот сама.
– Пробуйте, – говорит дама.
Отчего ж не попробовать. Пробуем, чтоб прекратилось слюноотделение – вкус отменный.
Однако тот же голос предостерегает: нет, эту капусту не берите.
– Почему?
– А вы приглядитесь к ней и поймёте. Она не так хрустит. И солили её неправильно.
Нечего делать, идём к третьей бочке. Сюжет повторяется. Идём дальше по ряду, почти наелись уже. В полной растерянности останавливаемся где-то ближе к концу около капусты в молочных бидонах, не такая аппетитная, на вид сероватая…
«Гид» в шаге от нас, как привязанный.
Пробуем. Капуста откровенно говоря не очень.
Ну а эта как? – спрашиваем.
– Это то, что надо. Берите, не пожалеете.
– Ясно.
Возвращаемся к началу ряда, к дубовым кадкам и берём ту что приглянулась.
Зазывала (ни у кого уже не вызывала сомнения роль этого субъекта) разочарован.
Идём выбирать огурцы руководствуясь собственным вкусом.
*
Лиепая. 1962 год, месяц декабрь. Автобус №4 следует из центра в сторону Судоремонтного завода. Возвращаемся на базу (теперь уже можно говорить открытым текстом) подводных лодок. К слову, такую же базу мы оставили со всей инфроструктурой в Палдиски, что под Таллином, а также крупнейший порт в Клайпеде.
Да мало ли ещё куда вкладывал Союз, создавая блага братским народам.
Видя, как ускоренными темпами идёт реставрация музеев и библиотек в Вильнюсе, Тарту, как поднимаются корпуса Санаториев Паланги, жилые дома, мне невольно вспомнилась убогость и бездорожье Курско-Орловщино-Брянщины, где и по сей день “вязнут лошади по стременааа”. Наши прибалтийские братья спешили урвать от общего
пирога по принципу “куй железо не отходя от кассы”.
А теперь они говорят, что мы им должны, называют баснословные суммы, это вероятно за то что строили им фабрики, заводы, дворцы… Как раз в этой связи и припомнился мне диалог в автобусе, том самом №4, двух подвыпивших русских мужиков:
– садитесь девушка.
– палдес (по-латышски значит “спасибо”)
– слушай она тебя балбесом назвала.
– не может быть.
Мы, южане, привыкшие к базару в общественных местах, ощущали теперь какой-то дискомфорт от дышащей затылок тишины.
И вдруг, с задней площадки звучный голос:
– красивый я?
– нну не плохой.
– нет ты скажи, скажи!
– нну не плохой.
Некоторое время несли какую-то “чудную” околесицу, затем, голос того, который начинал:
– кто русскую кровь пьёт?
– никто.
– никто?! все пьют!
Что тут скажешь? Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
*
Едем с Антошей, трёхлетним сынишкой, в троллейбусе на детских местах, – рассказывает подруга, – напротив беременная женщина, похоже на сносях.
Мальчик внимательно глядит на живот женщины, а затем, хитренько улыбается, переводит взгляд на меня и гладит по животу.
– Антоша, что там? -спрашиваю.
– Вкусный ужин.
А тётя, надо полагать, ела что-то должно быть не такое вкусное, вот у неё и раздуло живот.
продолжение следует